– Мы сейчас сделаем черновые варианты, – сказала Моника. – А когда найдём окончательный, ты перепишешь его от руки и подпишешь своей кровью. Где тот контракт, который мы подписывали во время игр? 

Я выдвинул ящик стола и вынул листок с подписями Моники и моей. Этот контракт выглядел так:

КОНТРАКТ

Я …………………………….., в дальнейшем именуемый «раб», абсолютно добровольно и, будучи в полном здравии ума и тела, предаю себя в рабство …………………………… , в дальнейшем именуемой «Госпожой», на период с…………………… по ………………….
Цель этого контракта – полностью узаконить и регламентировать это порабощение. Он является основой для развития дальнейших отношений между Госпожой и рабом. Своими нижеследующими подписями они оба скрепляют принятие следующих условий, которые не могут быть изменены, кроме как по обоюдному соглашению.
Первейшей обязанностью раба является максимальное обеспечение всех условий для физического и эмоционального удовольствия Госпожи.
Весь оговоренный период рабства раб обращается к Госпоже только «Госпожа».
Раб обязан служить Госпоже в любых качествах, каких только она пожелает – лакея, горничной, секс-игрушки, пса, лошади, мебели, пепельницы, туалета и т. д.
Раб обязан беспрекословно и без малейших колебаний выполнять любые приказания Госпожи, какими бы унизительными они для него ни были.
Госпожа может по своему усмотрению как угодно жестоко наказывать раба за любые проступки, а также унижать и истязать его просто для своего развлечения и удовольствия.
Раб обязан покорно сносить любые наказания и унижения, которым подвергает его Госпожа. Лишь после наказания раб может получить прощение за свой проступок.
В присутствии Госпожи раб обязан, если нет других приказаний, передвигаться лишь на четвереньках, стоять лишь на коленях, постоянно носить ошейник – символ власти над ним Госпожи.
Раб не имеет права без особого разрешения поднимать свои глаза выше уровня колен Госпожи.
Раб лишён права на оргазм без особого разрешения Госпожи.
Раб не имеет права каким бы-то ни было образом проявлять недовольство действиями Госпожи.
Раб обязуется и в дальнейшем не иметь к Госпоже недобрых чувств из-за чересчур жестокого обращения с ним в указанный период рабства.

Со своей стороны Госпожа принимает на себя тотальный контроль над разумом, душой и телом раба и обязуется не причинить вред его физическому и умственному здоровью.

Подписи:

Госпожа ……………………….

Раб ……………………………….

– Никуда не годится, – сказала Моника, – даже за основу брать нельзя.
– Почему? – спросил я, – по-моему, всё достаточно чётко.
– Чётко? Да здесь из каждой строчки сквозит, что речь идёт не о настоящем рабстве, а об игре.
Я ещё раз перечитал. И в который раз убедился, что Моника абсолютно права.
– Здесь нет самых основных принципов, – сказал я.
– Ну, слава Богу, понял, – усмехнулась Моника. – В первых же строчках: должен служить для удовольствия… как обращаться к Госпоже… в каких качествах служить… Глупости какие. Хорошо ещё, что тут не написано, что раб обязан вылизывать киску Госпоже по первому её требованию. Видела я такое в одном контракте.
Я чуть было не ляпнул «А разве это не так?», но осёкся, увидев более, чем строгое лицо Моники.
Она подперла кулачком подбородок и сосредоточенно смотрела на экран монитора. Затем сказала:
– Так. Пиши.
И то, что она мне продиктовала, а я набрал на компьютере, надолго определило всю нашу дальнейшую жизнь. После всех исправлений, дополнений и прочего корректирования текст Договора приобрёл следующий вид.

Д О Г О В О Р.

Настоящим документом Моника Карсон, именуемая в дальнейшем «Госпожа», и Роберт Карсон, именуемый в дальнейшем «раб», провозглашают следующее:
1. Госпожа и раб абсолютно добровольно вступают в отношения, основные пункты которых следуют ниже.
2. Госпожа имеет полную и неограниченную власть над рабом вплоть до права распоряжаться его жизнью.
3. раб не имеет права собственности, равно как и никаких других прав обычных граждан, и сам является полной и безраздельной собственностью Госпожи.
4. Смысл жизни раба заключается в полном и безоговорочном подчинении власти Госпожи, а также в максимальном удовлетворении всех её потребностей, желаний и капризов.
5. раб обязан беспрекословно выполнить любое приказание Госпожи, в том числе и ведущее к противоправным действиям.
6 раб не имеет права ни прямо, ни косвенно проявлять какие-либо признаки недовольства какими-то ни было действиями или приказами Госпожи. раб должен быть благодарен Госпоже за всё, что она делает.
7. Госпожа имеет право подвергать раба любым наказаниям за любые проступки, а также как ей угодно истязать и унижать его для своего развлечения.
8. По своему желанию Госпожа может наградить раба так, как это соответствует его таковому положению.
9. раб обязан покорно переносить любые унижения и наказания, которым подвергает его Госпожа, и стремиться к созданию ей максимально благоприятных условий для их проведения.
10. раб обязан строго придерживаться этикета поведения, установленного для него Госпожой.
11. раб не имеет права иметь какие-либо секреты от Госпожи.
12. Госпожа оставляет за собой право по своему желанию добавлять новые пункты настоящего Договора. В этом случае раб обязан беспрекословно их принять, независимо от того, согласен он с ними или нет.
13. Со своей стороны Госпожа принимает на себя тотальный контроль над разумом, душой и телом раба со всеми вытекающими из этого последствиями.
14. Договор вступает в силу с момента его подписания.

Моника Карсон, Госпожа

Роберт Карсон, раб

Слово «раб» везде было написано с маленькой буквы, даже если с него начиналось предложение.
Итак, Моника потребовала права распоряжаться даже моей жизнью. Если она захочет казнить меня угодным ей способом, я не имею права ей в этом препятствовать. Проблемы с законом в этом случае, – объяснила она, – это её проблемы, меня они не должны касаться. Ликвидировано было также по сравнению с ранее подписанным контрактом обязательство Моники не причинить вред моему физическому и психическому здоровью.
– Для игры это было необходимо, – сказала она. – А сейчас, поскольку твоё тело, разум и душа целиком и полностью принадлежат мне, то это освобождает меня от такого обязательства. Твоим здоровьем я распоряжаюсь по собственному усмотрению. И сам факт подписания тобой этого Договора свидетельствует о том, что ты доверяешь мне заботу о твоём здоровье без всяких на то обязательств с моей стороны.
Через некоторое время на столе лежал аккуратно переписанный мною Договор.
– Подписываем? – спросил я у Моники, готовясь резать себе палец.
– Нет, – ответила Моника, – подпишем вечером. А до этого я хочу кое-куда с тобой поехать. Пока не как с моим рабом.
Через пару часов мы сели в машину и поехали далеко за город. Оставив машину на стоянке, мы пошли пешком через поле, пока не вошли в девственный лес. Вокруг нас пели птицы, стрекотали кузнечики. Давно мне не доводилось бывать за городом. Свежий воздух, свободный от газов выхлопных труб, пьянил и дурманил. Моника с улыбкой смотрела на меня.
– Наслаждайся, наслаждайся свободой, – сказала она, – это у тебя последняя возможность.
Вечером мы с Моникой снова сидели за столом. Перед нами лежал Договор. Моника серьёзно посмотрела на меня.
– Я даю тебе ещё один, последний шанс, – сказала она. – Ещё не поздно отказаться.
– Нет, – твёрдо ответил я, – всё уже решено.
Моника протянула мне бритву.
– Режь себе палец.
Я полоснул себя по пальцу. Потекла кровь, в которую я обмакнул перо. И через минуту под Договором красовалась моя кровавая подпись. Моника внимательно следила за моими действиями. Затем она взяла другую ручку и под своей фамилией на Договоре сделала короткий росчерк.
«21 час 33 минуты, 17 июня 20.. года»
Это был момент начала моей новой жизни.

Глава пятая.

Некоторое время мы сидели молча. Затем Моника тихо произнесла:
– Ну, вот и всё.
И тогда она взглянула на меня. И этот её взгляд сказал мне всё. Теперь рядом со мной сидела не моя любимая жена Моника, а моя Госпожа, в полной и абсолютной власти которой я теперь находился, и от малейшего каприза которой зависела вся моя дальнейшая судьба, а возможно и жизнь.
– На пол! – прозвучал короткий приказ. И я услышал характерные жёсткие нотки, появлявшиеся в голосе Моники тогда, когда она становилась Госпожой.
Я распростёрся на полу у её ног. Она поставила мне на затылок свою ножку в туфельке и резко вжала моё лицо в пол.
– Ну что ж, ты подписал Договор. И тем самым подписал свой приговор. Теперь ты для меня не муж, а только раб. Раб, с которым я могу и обязательно буду делать всё, что только пожелаю. Несколько позже я познакомлю тебя с этикетом и правилами твоего поведения, которым ты будешь неукоснительно следовать. Я дам тебе кличку. Отныне ты будешь называться куки. И посмей только хоть раз на эту кличку не отозваться. А сейчас раздевайся. Догола!
Я повиновался и через минуту полностью обнажённым вновь простёрся возле её ног.
– Паспорт твой и вообще все документы. На дом, машину, вообще все. И деньги. Все наличные и кредитные карточки. Сложишь всё в пакет и принесёшь. Живо!
И она толкнула меня ногой.
Я пополз вон из комнаты, не смея подняться на ноги. По опыту сеансов я знал, как гневалась Госпожа (отныне только так я буду называть её в своём рассказе), когда я без её разрешения поднимался. Собрав из ящиков все необходимые документы и деньги, я сложил всё в объёмистый пакет и коленопреклоненно подал Госпоже. Она взяла пакет у меня из рук и выбросила его вон из комнаты. Затем наотмашь ударила меня по щеке.
– Ты что, скотина, не знаешь, как ты должен подать мне это?!
Я понял. И пополз вслед за выброшенным пакетом, принеся его к ногам Госпожи в зубах. Она дала мне ещё одну пощёчину и, взяв пакет, убрала его в ящик своего стола и заперла на ключ. Затем кончиком ноги указала на пакет, лежавший в углу комнаты.
– Принеси.
Я опять-таки в зубах принёс ей этот пакет. Открыв его, она извлекла из него чёрный блестящий ошейник. Это был не тот мягкий ошейник, который использовался во время сеансов. А совсем другой, из более суровой кожи и с шипами. По всей его длине шли металлические буквы: MONIQUE GODDESS.
Госпожа надела на меня этот ошейник и защёлкнула небольшой замочек. Я понял, что сам я снять его теперь не смогу. Лишь когда Госпожа пожелает, она откроет этот замочек находящимся у неё ключиком.
– Теперь лишь это станет твоей основной домашней одеждой, куки, – сказала Госпожа. – Когда я сочту нужным, ты наденешь и ещё кое-что. А сейчас марш на кухню. Там на столе ты найдёшь список приказаний. Через два часа всё должно быть исполнено, и к этому моменту стоять на коленях у входа в спальню.
Такой приказ мне был хорошо знаком по нашим сеансовым встречам. Но сейчас было иное ощущение. Если раньше в глубине души я понимал, что, несмотря на всю приближенность к реальности, это всё же лишь игра, то на этот раз я отчётливо понял, что играм пришёл конец. И полученный мною приказ – это действительно приказ строгой Госпожи, которого я, даже если бы захотел, не смог бы ослушаться.
Передвигаясь на четвереньках, я выполз из комнаты и только там осмелился подняться на ноги. Войдя в кухню, я и впрямь обнаружил лежащий на столе исписанный листок бумаги. По-видимому, он был написан ещё до подписания Договора. Там действительно содержался длинный перечень приказаний. В основном они были связаны с приготовлением ужина и с уборкой квартиры. Дел было много, и я, честно говоря, сомневался, что двух часов мне хватит, чтобы всё исполнить в должном виде. Но рабское сознание подсказало мне, что мои мысли по этому поводу не имеют теперь ровным счётом никакого значения. И независимо от того, что я думаю, я обязан исполнить приказ. Даже если бы мне дали на это не два часа, а пять минут (забегая вперёд, отмечу, что и такого рода приказы мне доведётся получать от моей своенравной Госпожи), я должен был бы приказ исполнить. И за неисполнение меня ожидало бы целиком и полностью заслуженное наказание.
Я с энтузиазмом принялся за выполнение полученных приказов. Работа кипела у меня в руках. И через некоторое время я не без удовлетворения отметил про себя справедливость поговорки: глаза страшатся, а руки делают. И надо сказать, что они делали всё это с удовольствием.
Через два часа в гостиной был накрыт изысканно сервированный стол на одну персону. В комнате всё блестело – пол и мебель были вычищены и натёрты до идеального состояния.
Гордый сознанием своей рабской исполнительности, я встал на колени у входа в спальню, опустил глаза в пол и стал ждать сигнала. Обычно таким сигналом был хлопок в ладоши. И по этому сигналу я должен был вползти в комнату. Стоять мне пришлось долго, прошло уже минут двадцать после назначенного времени. Такое тоже часто случалось, поэтому я не удивлялся. Но на этот раз хлопка так и не последовало. Дверь вдруг резко распахнулась, и на пороге появилась Госпожа. Глаза мои предусмотрительно были устремлены в пол, поэтому я видел только ажурные чулки и чёрные туфли на её ногах. Несколько секунд она стояла на месте, видимо оценивая покорность моей позы. Затем слегка пнула меня ногой в живот.
– Марш! – последовал короткий приказ, и она прошла мимо меня в гостиную. Я пополз за ней. Госпожа села за стол и указала мне на место возле её ног. Через некоторое время она приказала мне принести миску и поставить её на пол. Разжевав кусок мяса, она выплюнула его в эту миску.
– Можешь съесть. Ты, наверное, голоден.
Я опустил лицо к миске и прямо ртом без помощи рук съел выплюнутый кусок мяса. Поймал себя на том, что съел с удовольствием. И, конечно, не потому что я был голоден. Просто то, что сейчас сделала Госпожа, идеально легло на моё внутреннее состояние. В дальнейшем мне перепало ещё несколько кусков. А затем Госпожа набрала в рот вина, немного прополоскала и тоже выплюнула в миску. И так несколько раз.
– Выпей за успех нашего предприятия.
Трудно описать, с каким наслаждением я вылакал это вино, даже вылизал тарелку.
– Теперь можешь поднять голову.
Я последовал полученному разрешению и воспользовался возможностью посмотреть на свою Госпожу. Боже, как всё же она красива. Лицо её немного раскраснелось от выпитого вина, чёрные волосы изящными локонами спускались на её шею и плечи. Чувственные губы, искусно подобранный макияж идеально гармонировали с красной блузкой, расстёгнутой на несколько пуговиц. Вследствие этого мне было позволено увидеть белизну верхних частей её грудей, в восхитительную ложбинку между которыми спускался золотой кулон на цепочке. Кроме этого на Госпоже была короткая чёрная юбка, оставлявшая почти полностью открытыми её длинные стройные ножки, обтянутые ажурными чулками.
– Ты хорошо справился с приказом, куки, я довольна. Можешь поцеловать мне туфельку. Но излишне, я думаю, тебе напоминать, чтобы самой ножки не смел касаться.
В экстазе я приник губами к носку её чёрной туфельки.
– Надеюсь, что ты будешь таким же исполнительным и в дальнейшем, – сказала Госпожа, слегка стукнув меня кончиком туфельки по носу. А сейчас, пожалуй, пора в спальню. И на этот раз мне не хочется идти самой. На четвереньки, раб!
Я с готовностью встал на четвереньки, и Госпожа села мне на спину. Ударив меня пятками по бокам, она направила меня в спальню. Ещё несколько часов назад это была наша спальня. И наша постель. Теперь это спальня Госпожи. И её постель. Мне для ночлега будет определено совсем иное место.
Сев на постель, она указала мне на свои туфли.
– Сними!
Я коснулся руками её туфельки, но тут же получил пощёчину.
– Не смей руками касаться!
Она закинула ногу на ногу, и я, ухватившись зубами за длинный каблук и потянув, снял с Госпожи туфельку. Она со стуком упала на пол, за что я схлопотал ещё одну пощёчину.
– Ещё раз так сделаешь, жестоко накажу, – пообещала Госпожа. – Снимай вторую туфельку.
В некотором смятении от сознания своей вины, я потянул за второй каблук, и на этот раз удалось всё без прегрешений. Обе туфельки аккуратно встали возле постели. Затем Госпожа разрешила мне руками расстегнуть «крокодильчики», на которых её чулки крепились к чёрному ажурному поясу на её изящной талии.
– Имей ввиду, что в дальнейшем и это ты должен будешь научиться расстёгивать зубами. А сейчас зубами спускай чулок. Медленно и аккуратно, не вздумай их порвать.
С некоторыми трудностями, но мне удалось справиться с этим приказанием. Всё же во время наших сеансов я приобрёл значительный опыт в прислуживании Госпоже. Вероятно, это сыграло не последнюю роль в том, что моя Госпожа подписала Договор. Она учитывала, что моё обучение как её раба, дастся ей значительно проще, чем с неофитом.
Блузку Госпожа сняла сама, но я не мог увидеть её наготу, поскольку, будучи уже достаточно хорошо выдрессированным, я держал свои глаза устремлёнными в пол. Обнажённой теперь ногой Госпожа ещё сильнее пригнула мою голову к полу.
– Ну что же, куки, я поздравляю тебя с началом твоей новой жизни. Хочу надеяться, что мы оба не раскаемся в этом. Завтра ты узнаешь ещё много нового относительно твоей дальнейшей жизни и правил твоего поведения, этикета, распорядка дня, которые я для тебя установила. А сейчас я буду пороть тебя. Пороть очень больно и жестоко, без всякой вины твоей, а просто в ознаменование моей власти над тобой. Видишь свёрток там в углу? Ползи туда и разверни его.
Я пополз к указанному свёртку и развернул его, как приказывала Госпожа. Сердце моё захолонуло. В свёртке лежала свёрнутая вдвое плеть. Такой плети я раньше не видел. Она была однохвостая, туго сплетённая из прорезиненной кожи. Вдоль плети в неё были вшиты тонкие металлические нити. Длинная рукоятка была украшена узорами, напоминающими рубцы на теле наказываемого. Одного взгляда на эту плеть мне было достаточно для того, чтобы понять: под её ударами мне придётся несладко.
– Плеть в зубы! К ногам! – последовал жёсткий приказ.
Я взял плеть в зубы за её хвост (за рукоять брать строго настрого воспрещалось, это я знал хорошо) и, дрожа от страха, пополз к ногам Госпожи. Она взяла у меня из зубов плеть в правую руку, а левой крепко взяла меня за волосы.
– Я не буду сейчас тебя связывать и кляпировать, – сказала она, – надеюсь, что ты стойко перенесёшь суровое наказание, которому я собираюсь тебя подвергнуть. Позволяю тебе кричать, только не очень громко.
Раздался свист, и мою спину будто рассекли пополам. Боль была настолько сильной и резкой, что я, будучи привычным к жестоким поркам, всё же не удержался от вскрика. Почти сразу же за этим последовал второй удар, ещё больнее предыдущего. Затем удары страшной плети стали следовать с завидным постоянством и силой, безжалостно врезаясь в мою обнажённую спину, бока и ягодицы. Я изнемогал от нестерпимой боли, и, извиваясь у ног наказывающей меня Госпожи, очень скоро не выдержал и начал кричать.
– Кричишь?! – спрашивала меня беспощадная Владелица, – кричи, кричи. Тем более, что покричать тебе доведётся ещё очень много. И не только сейчас. Но тебе это не поможет. Твои крики – музыка для моих ушей. А когда она мне надоест, я заткну кляпом твой рот и продолжу без всяких помех. Я надеюсь, ты не предполагал, что попал во власть доброй мамочки, которая тебя легонечко пожурит и пошлёпает по попке? Более жестокую Госпожу, чем я, тебе вряд ли удалось бы найти. Что, уже пощады просишь? Нет, рано запросил, я только-только начала во вкус входить.
Я действительно к этому моменту уже начал умолять Госпожу о пощаде. Терпеть такую боль мне уже было невыносимо. Но всё напрасно. Мои мольбы и крики только раззадорили Госпожу, и удары сделались ещё более жестокими. Я не был связан, и, признаюсь, у меня мелькнула мысль попытаться вырваться, защититься от беспощадных ударов. Но я тут же её отбросил и продолжал изнемогать от боли. Позже я расскажу о том, как этот момент отразился на моей дальнейшей судьбе.
В конце-концов свет начал меркнуть перед моими глазами. И только тогда Госпожа прекратила экзекуцию.
– Целуй плеть, – приказала она, и я облобызал истязавшее меня орудие по всей его длине. После этого Госпожа откинулась на подушки и протянула мне для поцелуя… свою обнажённую ножку. Я не поверил своим глазам. Я знал, что это была высочайшая награда, которой меня очень редко удостаивали даже во время сеансов. Но сейчас Госпожа удостаивала меня этой награды. Обливаясь слезами, я приник губами к её маленьким пальчикам и какое-то время лежал, не отрываясь от них и плача навзрыд. Плача от перенесённого жестокого наказания. Плача от счастья, дарованного мне Госпожой. Плача от трепетного осознания своего теперешнего положения.
Госпожа, наконец, легонько стукнула меня ножкой по губам, прекратив мои стенания.
– Ну довольно, довольно. Считай это моим подарком ко Дню начала твоей новой жизни. Я думаю, что второй раз заслужить такую награду тебе доведётся не скоро. А теперь принеси мне ещё бокал вина. И можешь на кухне выпить воды и вымыться.
Окрылённый я пополз к выходу из комнаты. Внутри у меня всё пело. Сбылась мечта моей жизни. Я раб. Я самый настоящий раб. И у меня самая настоящая Госпожа.
Ночь я провёл на коврике у входа в спальню Госпожи.

Глава шестая.

Наутро…
Нет, сейчас я не буду рассказывать о том, что произошло на следующее утро. Хотя это было моё первое утро, которое я встречал в статусе раба. И то, что произошло тогда, безусловно, заслуживает отдельного описания. Но, тем не менее, происшедшее тогда с разными вариациями повторялось и в дальнейшем. И позже я обязательно об этом расскажу. А сейчас я хочу рассказать о том, что случилось ближе к полудню.
Госпожа сидела в кресле, закинув ногу на ногу, и держала в руках исписанный листок бумаги. Я стоял перед ней на коленях в одном ошейнике и, потупив взгляд, ожидал приказаний. Мои спина и ягодицы сильно саднили от перенесённой жестокой порки, но это жжение наполняло мою душу восторгом. Оно свидетельствовало о моём теперешнем положении, к которому я стремился всю жизнь.
Кончиком ноги в босоножке Госпожа приподняла за подбородок мою голову и таким образом позволила мне посмотреть на неё. Затем протянула мне этот листок.
– Читай вслух!
И я начал читать.

Домашний этикет раба.

раб обязан подчиняться следующим правилам, установленным для него Госпожой.
1. В присутствии Госпожи раб обязан, если не занят выполнением её приказаний, стоять на коленях, опустив глаза в пол. Поднимать глаза без разрешения Госпожи рабу воспрещается.
2. рабу запрещается заговаривать с Госпожой или задавать ей вопросы без её разрешения. Разрешение говорить он обязан испрашивать ударом лба об пол.
3. раб обращается к Госпоже только на «Вы» с обязательным произнесением слова «Госпожа».
4. Отвечать на вопросы Госпожи раб обязан в почтительном тоне вполголоса, но чётко и внятно. Абсолютно недопустимы дерзость и ирония.
5. На любое действие, не являющееся выполнением приказа Госпожи раб обязан испрашивать её разрешения.
6. раб должен быть правдив перед Госпожой и не иметь от неё никаких секретов и тайн. Он должен честно сознаваться ей во всех своих прегрешениях и помыслах, независимо от степени тяжести наказаний, которые его за это ожидают. Ложь, неискренность, сокрытие правды недопустимы для раба.
7. За любые проступки раб обязан просить прощения у Госпожи. Прощение возможно лишь после наказания.
8. После наказания раб обязан поблагодарить Госпожу. Это единственный случай, когда раб может заговаривать без позволения Госпожи.
9. При входе Госпожи в дом стоящий на коленях раб целует пол у её ног. Затем переобувает её, и, после разрешения Госпожи встать, помогает ей снять верхнюю одежду.
10. Внешний вид раба всегда должен соответствовать нормам, установленным Госпожой.
11. Любое отклонение от вышеперечисленных норм является тягчайшей провинностью раба и строжайше наказывается.

– Ты всё понял? – спросила Госпожа.
– Да, Госпожа, – смиренно, как и предписывалось Этикетом, ответил я.
– Это Этикет именно домашний. Он будет для тебя законом, когда мы одни. В то время, когда мы на людях, ты по вполне понятным причинам будешь придерживаться иных правил. Но помни, что эти другие правила обусловлены не уменьшением моей власти над тобой, а степенью её открытости для окружающих. Понял?
– Да, Госпожа.
– По поводу норм твоего внешнего вида. Ты должен быть всегда чистым, от тебя не должно дурно пахнуть. Конечно, если ты не занят выполнением какой-нибудь грязной работы, которую я тебе прикажу сделать. Но по её выполнении ты снова должен привести себя в надлежащий вид. Время для этого я тебе буду давать. Кроме того, ты всегда должен быть аккуратно подстрижен и гладко выбрит. Причём, – строго сказала Госпожа, – не только на лице. Прямо сейчас ты на коленях поползёшь в умывальную. Вымоешься и хорошо побреешься обычным образом. А затем чисто-начисто сбреешь абсолютно все волосы на своём лобке и яйцах. И самым тщательным образом будешь следить за тем, чтобы это место у тебя было абсолютно гладким, без малейшего намёка на какую-либо щетину. Я буду проверять. И если замечу хоть малейшую небритость, как, впрочем, и на лице, заставлю тебя эти волосы выдернуть пинцетом. Или сжечь огнём. Ясно тебе?
– Да, Госпожа.
– Тогда марш в ванную!
И я пополз в ванную. Как оказалось, приказание Госпожи было выполнить не так-то просто. Особенно, когда дело коснулось волос на моих тестикулах. Но с другой стороны я отчётливо понимал, что сделать это необходимо: отсутствие волос на этих местах – отличительный признак раба. Поэтому я старался изо всех сил. И вот я снова на коленях перед сидящей в кресле Госпожой. Она приказала мне снять с неё зубами за каблучок босоножку, и теперь её ножка была обнажённой. Кончиком этой ножки она провела по моим щекам, затем по подбородку, по верхней губе, проверяя таким образом, нет ли щетины. Видимо осмотр её удовлетворил. Коротко она приказала:
– Встать!
Я поднялся на ноги.
– Руки за голову. Ноги широко расставить.
Я повиновался. Тогда кончиком ножки Госпожа провела по моему выбритому лобку. Мои яйца болтались между моих ног. Госпожа поддела их ногой, и теперь они лежали на её пальчиках. Как бы играя, она стала слегка подкидывать пальчиками своей ножки мои яйца. Сердце моё сжималось от страха, это была сладостная, но всё же пытка – эти места у меня всегда были особенно чувствительны. И тут Госпожа резко ударила меня ножкой по яйцам. Я завопил от боли.
– Стоять! Не двигаться! – жёстко приказала Госпожа. – Ноги шире! Шире, я сказала! Руки за головой держать!
Всхлипывая, я повиновался, и она стала снова играть моими яйцами на пальчиках своей ножки. На этот раз я был ни жив, ни мёртв, с дрожью ожидая следующего удара. И он не замедлил. Обнажённая ножка Госпожи ещё раз с размаху врезалась мне туда, куда я больше всего боялся её визита. На этот раз у меня перехватило дыхание, я согнулся пополам, и через несколько секунд вопль нестерпимой боли вырвался из моего горла.
– Стоять! – гневно крикнула Госпожа. И когда я, повинуясь приказу, с трудом выпрямился, она уже более спокойным тоном сказала:
– Можешь опуститься на колени. Глаза в пол. Так вот, сейчас я преподала тебе наглядный урок. Имей ввиду, что такие проверки я буду делать ежедневно и не по одному разу. И сделала сейчас это, чтобы ты знал, что тебя ждёт в том случае, если я буду недовольна тем, как ты выполняешь этот мой приказ. Но сейчас ты вроде бы хорошо постарался, поэтому экзекуцию, которой я сейчас тебя подвергла, я рассматриваю не как наказание, а как необходимый элемент обучения и становления тебя как моего раба.
И ещё насчёт норм твоего внешнего вида, – добавила Госпожа. – Основной твоей домашней одеждой, как я тебе уже говорила, будет лишь ошейник. И ты должен к этому привыкнуть. На это есть множество причин. Одна из них – любой мой удар, в том числе и туда, куда ты только что получил, как только я захочу его тебе нанести, должен находить именно тебя, а не то, что на тебе надето. И когда я захочу основательно наказать тебя, чтобы мне не пришлось ждать, пока ты разденешься. Кроме того, это поможет тебе свыкнуться с полной твоей открытостью для меня, недопустимости с твоей стороны каких-либо секретов или тайн от меня. Усвоил?
– Да, Госпожа.
– Далее. Мой раб должен быть стройным и подтянутым, всегда в хорошей физической форме. А сейчас у тебя явно лишний жирок. И лишний вес. Поэтому я обязательно позабочусь о том, чтобы ты как можно быстрее от него избавился. И начну в самом ближайшем будущем. Понял?
– Да, Госпожа, – с трепетом ответил я, уже начав осознавать, насколько нелёгким будет моё рабство. И насколько оно будет отличаться от того, игрового, в которое тогдашняя Моника меня погружала ранее.
– Теперь. Я не исключаю, что в дальнейшем я добавлю новые пункты, как к Этикету, так и к Договору. Твоё мнение по этому поводу меня не интересует, как, впрочем, и по любому другому поводу. Ты будешь обязан эти пункты неуклонно выполнять. А сейчас перепишешь этот Этикет красиво и без помарок. Можешь для этого подняться и сесть за стол. Когда перепишешь, мне покажешь.
Я поднялся на ноги и с разрешения Госпожи сел за стол. Вскоре Этикет был красиво переписан, и я, вновь коленопреклоненно, вручил его Госпоже. Она просмотрела и одобрительно кивнула.
– Теперь на колени в угол. Даю тебе час на то, чтобы выучить его наизусть слово в слово. Я проверю. Если допустишь хотя бы малейшую ошибку, будешь строго наказан. После того, как прочитаешь наизусть без запинки, будешь отвечать на мои вопросы.
Что и говорить, это было неожиданным и трудным для меня заданием. Никогда ни в каких играх ранее Госпожа не заставляла меня что-либо учить. Невольно пришли на память школьные годы, когда именно необходимость учить наизусть стихи и прозу, разные правила создавали для меня существенные трудности при обучении. В силу профессиональных навыков я всегда быстро схватывал суть прочитанного, ни никогда не стремился заучивать слово в слово, не видя в этом никакого смысла. Но сейчас была другая ситуация. Госпожа приказала мне выучить наизусть этот документ, И я обязан это сделать. Тем более, что это документ, определяющий статус моего бытия.
И вот я стою на коленях носом в угол комнаты и, шевеля губами, учу пункты Этикета. Госпожа занялась какими-то своими делами. Я прочитал документ несколько десятков раз, и несколько раз мне казалось, что я уже выучил его. Но, пытаясь повторить его наизусть, я обязательно что-нибудь забывал или путал.
Прошёл час. Госпожа вошла в комнату и села в кресло.
– К ногам!
Я подполз к её ногам. Она взяла у меня из рук листок с Этикетом.
– Отвечай.
И я начал декламировать Этикет. До 6-го пункта дошёл вроде бы без запинки. А в шестом вместо «сознаваться» сказал «признаваться».
– Первая ошибка, – сказала Госпожа, – значит, наказание уже заработал. Читай теперь с самого начала.
Я повиновался и вновь начал читать текст с самого начала, на этот раз допустив ошибку в девятом пункте и гораздо более серьёзную, сказав вместо «целует пол у её ног» – «целует её ноги». Это вызвало гнев Госпожи, и она дала мне звонкую пощёчину.
– Ты что же, возомнил, что тебе будет регулярно позволено целовать мне ноги?!
– Простите, простите, Госпожа, – возопил я, рыдая, немедленно осознав свою роковую ошибку.
– Читай с самого начала снова.
Всхлипывая, я снова начал читать сначала. И, видимо, на этот раз мне так удалось сконцентрироваться, что теперь я не допустил ни одной ошибки.
– Ещё раз читай, – приказала Госпожа.
И снова я прочитал без ошибки.
– Ещё раз!
и снова мне это удалось. Воспитание Госпожи уже начало приносить свои плоды.
– Хорошо, – наконец сказала она. – Теперь ответь мне, что ты будешь делать, если захочешь о чём-либо спросить меня? Или что-либо сказать мне?
– Ударом лба об пол испрошу разрешения, Госпожа, – сказал я.
– А если такого не получишь?
– Продолжу стоять молча на коленях, опустив глаза в пол, Госпожа.
– Хорошо. Здесь я могу для тебя сделать одну поправку. Возможно, возникнет ситуация, что тебе очень нужно будет что-то мне сказать, несмотря на мой запрет. Тогда я позволяю тебе ещё раз ударить лбом об пол. В этом случае я, по всей вероятности, разрешу тебе говорить, хотя это не достоверный факт. Но имей ввиду. Если то, что ты в этом случае скажешь, я сочту не столь важным, чтобы позволять тебе говорить, я строго накажу тебя за назойливость. Понял, куки?
– Да, Госпожа.
– А теперь я накажу тебя за серьёзные ошибки при заучивании наизусть Этикета. Возьми пятьдесят листов бумаги и хорошую ручку. Можешь встать.
Когда я принёс требуемые вещи, Госпожа приказала мне взять банку сухого гороха и насыпать на пол в том самом углу, где я учил Этикет. Затем велела взять небольшую скамеечку и положить на неё эти листы.
– А теперь на колени на горох, – приказала она.
Я повиновался. Твёрдые горошины больно впились в мои голые колени.
– Так вот, – сказала Госпожа, – на каждом из этих пятидесяти листов аккуратным почерком должен быть написан текст Этикета. Лишь когда справишься с этим заданием, можешь громко сказать «Готов». И если я сочту нужным, я подойду к тебе для проверки. Сам не смей подниматься с колен. Понял?
– Да, Госпожа.
Она дала мне пощёчину и вышла из комнаты.
Превозмогая острую боль от впивающихся в мои колени горошин, я покорно переписываю текст Этикета.