Глава тридцать первая.

– Да, – продолжала Госпожа, – я должна была принудить его к повиновению тем, что поставить его перед угрозой кастрирования. Мне никогда раньше самой не приходила в голову такая мысль, это целиком и полностью была его идея. Но он сумел это подать так, что я была уверена, что сама это придумала. Что ты такими глазами на меня смотришь?
Я не стал придумывать какие-либо отговорки, да и не имел на это права. Перед Госпожой – только чистосердечие.
– Мне уже рассказывали о подобном факте, – сказал я, – причём совсем недавно.
– Да? – удивилась Госпожа, – и кто же это рассказывал?
– Уилкинсон, Госпожа.
– Уилкинсон? – искренне изумилась Госпожа, – твой партнёр по делу Ригена?
– Да, Госпожа.
Несколько секунд Госпожа удивлённо смотрела на меня.
– И что же он тебе рассказывал?
– Он говорил, что знал человека, у которого были подобные фантазии. И этот человек принуждал свою подругу реализовать их.
– И что подруга?
– Она отказалась, Госпожа. Они порвали.
– А как звали того человека, Уилкинсон сказал тебе?
– Да, Госпожа, его звали Колин.
При этих словах Госпожа резко встала и подошла к окну.
– И как ты думаешь, кто этот Колин? – немного помолчав, спросила она.
– Я думаю, что это Риген, Госпожа, – ответил я, – хотя прямых доказательств у меня нет.
– Почему ты так решил?
– Я кое-что выяснил в Брикмилле о нём, это соответствует моей гипотезе.
– Что именно?
И я рассказал Госпоже о своём расследовании, проведённом в Брикмилле. Госпожа кивнула.
– Ты очень умён, я в этом никогда не сомневалась. Поэтому, я думаю, излишне скрывать от тебя имя того, о ком я тебе рассказывала?
– Да, Госпожа, – сказал я.
– Ну что же, ты верно догадался. В обоих случаях. Мой второй раб, раб-бунтарь – это Колин Риген. Тот самый Колин Риген, за которым ты охотишься вместе с Уилкинсоном.
– Госпожа, – смиренно сказал я, – я охочусь за ним не сам по себе, а лишь выполняю свой долг перед обществом.
– Да, я знаю. Но ты ведь не будешь отрицать, что и личная заинтересованность у тебя тоже была. Ты жаждал моей похвалы в случае удачного исхода дела?
Это была истинная правда. Не зря у меня постоянно сидело в памяти дело Финнегана.
– Да, Госпожа, – сказал я, – я был уверен, что для Вас успешное завершение этого дела будет таким же приятным событием, как и завершение когда-то другого дела.
– Да, ты говоришь о Финнегане, – согласилась Госпожа, – тогда я действительно была очень рада. Но Финнеган – мошенник и аферист. А здесь…
Она запнулась. Я ждал.
– А здесь, – продолжала она, – совсем другое дело. Во всяком случае, как я это вижу.
– Я ничего об этом не знаю, Госпожа, – сказал я.
– Иди, свари мне кофе, – сказала Госпожа, – а я пока соберусь с мыслями.
Пока я варил кофе, у меня в висках стучало. Как же это так могло произойти. Враг мой и общества, и, как я был уверен, враг и моей Госпожи, вдруг оказался её другом. Тот самый негодяй. почётная миссия вывести которого на чистую воду была возложена на меня, вдруг оказывается ей даже более близок, чем я. Странное меня охватило чувство. Поначалу я и сам не мог разобраться в нём. Было ли это чувством протеста, возмущения? И, поразмыслив, я понимал, что нет, это было не то. Против кого протест и возмущение? Тогда что же? Обида? Быть может. Но и это было не совсем то. И я в конце концов поймал себя на том, что это были… угрызения совести. Да, я теперь мучился оттого, что невольно являюсь причиной тяжёлых переживаний Госпожи. Теперь мне ясно было, откуда эти паузы в телефонном разговоре. И откуда эта озабоченность Госпожи. Но и теперь ещё было не всё ясно.
Я вернулся с чашечкой дымящегося чёрного кофе и поставил его на столик возле её кресла. Опустившись на колени, приготовился продолжать слушать Госпожу.
– Я давно подозревала, – сказала она, – что у Колина какие-то серьёзные проблемы, связанные с его финансовыми делами. Но поскольку основа нашего знакомства была совсем другой, я не обсуждала с ним эти вопросы. И впервые задала ему вопрос тогда, когда случайно услышала его разговор по телефону с кем-то. В этом разговоре он упомянул Финнегана. Слишком однозначные ассоциации у меня были связаны с этой фамилией. И я не смогла не задать ему вопрос. Поначалу он не хотел отвечать, но тут уже я на него нажала. И то, что он мне рассказал, дало мне основания думать, что он тоже сворачивает на ту же дорожку. Я совершенно категорически потребовала от него, чтобы он мне рассказал всё, без утайки. Он отказался. И вот тут мне пришло в голову, что он отказывается это рассказывать женщине и финансовому аналитику Монике Карсон. Но он не сможет отказать Госпоже. Тем более, если она применит специфические методы. И я решилась на это. Используя электрошокер, я вырубила его, затем крепко связала, растянув ему в стороны ноги. Затем почти до бесчувствия избила его кнутом. Потом вытворяла ещё бог знает что, сама получая при этом колоссальное наслаждение. И вот здесь и возник момент, когда я была близка к тому, чтобы отрезать ему его сокровища. Он уже был в совершенно неописуемом состоянии и готов был для меня на что угодно. И рассказал мне всё. Роберт, я убеждена, что всё, что он мне рассказал, правда. Я знаю его. В этой ситуации он не мог солгать. Это говорил не он, а его вывернутая наизнанку душа. Так вот он мне объяснил, что в его делах действительно возникли серьёзные проблемы, но не по его вине. Он как раз сделал и делает всё от него зависящее, чтобы нормализовать ситуацию. Но обстоятельства оказались против него. И многие его усилия пошли насмарку. В значительной степени это произошло из-за неблагоприятной для него ситуации на финансовом рынке. Но эти трудности можно было бы преодолеть, и в значительной степени это ему удалось. Так вот то, что он не потонул в критический момент, кое-кому не понравилось. Да, безусловно есть такие, которые ждали его краха. И им удалось провернуть одну афёру, хитроумную комбинацию, которую он не предусмотрел, но в результате которой действительно оказался на грани краха. И вот теперь ему приходится идти на риск, одним из проявлений которого явились договора, заключённые с вашей компанией. Пока он платежеспособен, и пока эти договора находятся в силе, он имеет возможности бороться, имеет возможность поправить свои дела. Эти договора являются для него своеобразным прикрытием. Но если они будут расторгнуты, а особенно если произойдут ещё некоторые события, то тогда он упадёт и вряд ли уже поднимется.
Тут Госпожа замолчала. Видно было, что говорить ей чем дальше, тем труднее, силы её на исходе.
– А каким видится тебе положение вещей с ним? – вдруг спросила она меня, – на теперешний момент?
Я должен был сказать правду. И я её сказал.
– Проведенное расследование показало, что состояние дел Ригена не может обеспечить устойчивые платежи по крайней мере уже через три-четыре месяца. А договоры заключены сроком на пять лет. Более того, уже произведённые платежи вызывали существенные сомнения в легальности их источника. Поэтому, чтобы убедиться в этом, я и должен был поехать в Брикмилл – там его компания вела несколько сомнительных с нашей точки зрения дел. Так вот то, что мне там удалось выяснить, неопровержимо доказывает, что те его доходы, которые были указаны в декларациях, на самом деле имеют другой источник. И этот источник криминальный. Есть основания полагать, что таким способом отмываются грязные деньги. И остаётся совсем немного доработать, чтобы полностью это доказать и засадить Ригена туда же, где сейчас Финнеган.
– Ты уверен в этом?
– Да, Госпожа, – твёрдо ответил я.
– Ошибка исключена?
– Да, Госпожа.
– Я верю тебе. Но что же тогда с тем, что сказал он?
Я облизал пересохшие губы.
– Мне кажется, Госпожа, что он рассказал это, чтобы оправдаться перед Вами. Не так уж он глуп, чтобы сваливать всё на чей-то подвох. Я могу допустить, что здесь был не злой умысел, а серьёзный просчёт. Но просчёт-то всё равно его, а не его недругов.
Госпожа, помолчала, видимо обдумывая мои слова.
– Ну что ж, – сказала она, – тогда твоя первейшая задача довести это дело до конца. Тем более, что осталось немного, как ты говоришь. А со своими эмоциями я как-нибудь справлюсь.
С этими словами она встала и вышла из комнаты.

Глава тридцать вторая.

В ту ночь я не спал. С разрешения Госпожи я вышел в сад и там прогуливался взад и вперёд, пытаясь привести в порядок свои мысли, выстроить их в стройную систему. Итак, что же произошло. Произошло видимо то, что рано или поздно должно было произойти, и то, что я должен был предвидеть раньше. Госпожу заинтересовал другой раб. И не просто заинтересовал. Она нашла в нём нечто такое, чего ей остро не хватало, и чего она не могла найти со мной. Да и раб ли он был на самом деле? Мне было совершенно очевидно, что настоящим рабом Моники, как я, он никогда не хотел и не мог быть. Он был совершенно иного типа, нежели я. Мне известен был такой тип. По сути дела он был не рабом, а наоборот – Доминантом. Он виртуозно владел искусством подчинения себе своей Госпожи, которая в его умелых руках сама превращалась по сути дела в рабыню. В рабыню его желаний, фантазий. Но в то же время он умел дать этой Госпоже-рабыне совершенно невероятные ощущения. Чтобы взять власть над ним, его необходимо было подавить, сломать. И он предоставлял ей такую возможность. Заставляя её сворачивать на эту дорожку, он показывал, как по ней трудно идти, как трудно не повернуть обратно, не отказаться от дальнейшей борьбы с ним. Но вместе с тем он наглядно демонстрировал, какое наслаждение ожидает Госпожу, если она всё же пройдёт до конца этот путь, не отступит, не повернёт обратно, а доведёт начатое до конца, сломает этого неуступчивого раба полностью и окончательно. И тогда осознание власти над таким рабом во сто крат слаще сознания власти над рабом, который сам стелется под ноги.
И вот моя Госпожа оказалась пойманной в эти сети. Он сумел подарить ей такие мгновения, которые никогда не дарил и не сумел бы подарить ей я. Странные чувства я испытывал в связи с этим. Ещё пару лет назад я был уверен, что у меня немедленно возникла бы ненависть к этому непрошенному конкуренту. И досада на Госпожу, которая мне, с которым её столько уже связывает, вдруг предпочла этого проходимца. Но к своему удивлению я ничего такого не испытывал ни к Госпоже ни даже к нему. Более того, тот факт, что у Госпожи могут быть ещё другие рабы кроме меня, казался мне теперь совершенно естественным. Странно было бы, если бы такая Госпожа, как моя, довольствовалась только одним рабом. Я при всём своём желании не могу дать Госпоже всё, что она ждёт от своего раба. И если находится другой раб, который ей это компенсирует – это только радует меня.
И вот теперь я начал ловить себя на мысли, что испытываю к Колину даже чувство некоторой благодарности за те незабываемые часы, которые он доставил моей Госпоже. И ко мне пришло понимание того, что Госпожа в нём нуждается, по крайней мере сейчас он ей необходим. И без него она будет испытывать дискомфорт, возможно даже депрессию. Но ведь чем я занимался всё это время, что занимало все мои помыслы? Именно то, чтобы раз и навсегда исключить Ригена из жизни Госпожи, исключив его из жизни общества. И я был совершенно убеждён в своей правоте, когда раскручивал вместе с Уилкинсоном и своими помощниками хитросплетения финансовых операций, когда ездил в Брикмилл и выяснял там детали явных махинаций. Но теперь во мне поселился червь сомнения – а вправе ли я всё это теперь делать после того, как узнал, какую роль играет Риген в жизни Госпожи? Мне вдруг пришло в голову, что Госпожа могла бы мне просто запретить заниматься делом Ригена или даже заставить меня повести дело так, чтобы оправдать его. Для этого ей достаточно было сказать только одно слово, и я бы повиновался ей. Но она этого не сделала. Она нисколько не препятствовала мне заниматься этим делом, не препятствовала моей поездке в Брикмилл, хотя теперь только я понял, как ей было тяжело это. Теперь только я понял, в чём была причина депрессивного состояния Госпожи. И она не хотела мне открывать истинную причину этого, чтобы это не помешало мне выполнить свой долг гражданина, специалиста. Она предпочла сурово наказать меня, но не открывать истинной причины своих переживаний. И молча наблюдать за тем, как её покорный раб последовательно и методично затягивает петлю на шее дорогого ей человека. И только моя беспрецедентная настойчивость, фактически отказ повиноваться Госпоже, вынудили её наконец быть со мной откровенной.
И теперь течение моих мыслей приняло совсем иное направление. Я ощутил жгучее желание помочь Госпоже. Я очень хорошо себе представил, чего стоила Госпоже эта откровенность со мной, с человеком, от которого, как от гражданина, а не раба, она меньше всего могла ожидать помощи. И если раньше все мои усилия были направлены на то, чтобы изобличить Ригена и упрятать его туда, где ему и место, то теперь я стал думать о том, как его спасти. Спасти тогда, когда петля на его шее уже была почти затянута. И затянута в основном моими руками. Я задал себе вопрос: в качестве кого я хочу это теперь сделать? В качестве раба Моники? оказать ей очередную рабскую услугу? И, подумав, я понял, что это не так. Вернее не совсем так. Как рабом она и сама могла легко мной воспользоваться, но она не захотела этого делать. Значит ей не нужна была моя просто рабская услуга. И тем более она не была ей нужна, поскольку она бы вошла в противоречие с моим гражданским долгом. А этого Госпожа совсем не хотела. Мне вспомнилась последняя сказанная ею фраза: «Твоя первейшая задача довести это дело до конца».
Но смогла бы она отказаться от помощи близкого человека, который помог бы ей решить эту тяжёлую проблему? И тягостные мои раздумья привели меня к выводу, что такую помощь она могла бы от меня принять. Значит я здесь должен действовать не просто как её раб, бездумно выполняющий всё, что ему прикажет его Госпожа, а как близкий и беззаветно любящий её человек. Но одной любви здесь мало. Я должен был придумать способ, как сделать так, чтобы помочь Ригену выпутаться из мной же самим сплетённым для него сетей. Должен был найти выход из создавшегося положения. Но при этом сам не преступить закона и остаться в ладах со своей совестью гражданина. Ибо я был не только рабом Моники, но и гражданином своей страны. И хотя статус раба для меня давно уже был на первом месте, всё же до сих пор он не приходил в противоречие со статусом гражданина. И я знал, что Госпожа ни в коем случае не допустила бы такого противоречия, хотя его возможность и была зафиксирована в Договоре. Это подтверждалось всем её поведением во время эпопеи с делом Ригена. То есть я должен был проявить себя как профессионал своего дела. Что собственно я и делал до сих пор, работая по делу Ригена.
Таким образом, я для себя определил задачи. Теперь можно было подумать над их решением. И вот здесь проблема казалась мне совершенно неразрешимой. Если бы всё зависело только от меня? Но вместе со мной был Уилкинсон, был весь наш отдел. Как я им буду объяснять свой внезапный поворот. И как он будет воспринят нашим боссом? Я не знал этого. Тем не менее после долгого размышления у меня мелькнула искра надежды. Я вспомнил слова Госпожи о тех, кто желает падения Ригена, о его злейших конкурентах. Мне не нужно было долго думать, чтобы догадаться, кого она имела ввиду. Это была компания братьев Берреллов. Они были извечными соперниками и недругами Ригена и, откровенно говоря, я делал на них значительную ставку в борьбе против него. С младшим из братьев Берреллов Линдоном я был даже неплохо знаком, одно время мы вместе были в одном гольф-клубе. Впечатление у меня о них как о финансистах было благоприятным, да и личные качества мне опасений не внушали. Тем не менее Госпожа сказала мне, что они использовали нечистоплотные методы в борьбе против Ригена. Я не знал этого. И я решил, что первое, чем я должен заняться – выяснить всё, что только возможно о связи Ригена и Берреллов. Времени, правда в обрез, но я решил, что смогу убедить Уилкинсона в необходимости более тщательной проверки имеющихся у нас данных и тем самым выиграть некоторое время. К тому же я вспомнил о тех сведениях, которые должен был представить Грег Фишер. С ними я пока так и не ознакомился по вине Салли – приятельницы Грега. И таким образом некоторый план действий на завтрашний день у меня сложился. Оставался не совсем лёгкий для меня вопрос. Должен ли я посвящать в него Госпожу? И вообще, должен ли я рассказать Госпоже о принятом мною решении? Долгое время я не мог прийти к окончательному выводу по этому вопросу. И лишь под утро я решил, что пока посвящать её ни во что не буду. Конечно же не потому, что я хотел её обмануть. Никогда бы мне это даже в голову не пришло. А лишь потому, что не хотел давать ей несбыточных надежд. К тому же она приказала мне довести это дело до конца. Я и попытаюсь довести его до конца. Но вот до какого именно – это я и сам пока себе плохо представлял.
И лишь в 5 часов утра с тяжёлыми мыслями я отправился спать с тем, чтобы уже через два часа подняться навстречу новым неведомым испытаниям.

Глава тридцать третья.

Следующее утро выдалось туманным и пасмурным, под стать моим мыслям. Я осторожно вёл свою машину. Ещё до выезда из дому я позвонил Грегу Фишеру и условился встретиться с ним до начала рабочего дня. Я хотел наедине с ним ознакомиться с тем, что ему удалось выяснить насчёт связей Ригена с компанией Гринвуда – дело там наверняка было не в одних счетах. В зависимости от этого я мог хотя бы приблизительно определить план дальнейших действий.
Вскоре в тумане я заметил несколько сутулую фигуру своего товарища, который, зябко поёживаясь, стоял на углу двух улиц. я остановил возле него машину, и он забрался на сиденье рядом со мной.
– Ну что, как Салли, – несколько насмешливо спросил я.
Грег посмотрел на меня с виноватым видом.
– Никогда бы не подумал, что сейчас со мной может такое случиться. Ещё лет десять назад, куда ни шло.
– Ладно, проехали, – бросил я, – с делом выяснил?
– Да, – сказал Грег и открыл свой кейс.
– Подожди, – сказал я.
Я свернул в одну тихую улочку и там припарковал машину. Выключив мотор, повернулся к Грегу:
– Давай.
И следующие полчаса у меня ушли на изучение документов, представленных Грегом. Как я и предполагал, они окончательно затягивали петлю на шее Ригена.
– Что ты обо всём этом думаешь? – спросил я Грега.
– Я конечно не знаю подробности того, что удалось сделать вам, – сказал он, – но то что здесь имеется, я думаю, ставит крест на наших договорах с компанией Ригена.
Я кивнул.
– Я тоже так считаю. Но я сейчас о другом тебя хочу спросить. Как ты думаешь, во что всё это обойдётся нам?
Грег почесал нос.
– Если договора будут расторгнуты, мы конечно много потеряем. Ожидания большие были. Я говорил по этому поводу с Майком, он по заданию босса делал расчёты.
– Да, я знаю прогнозы Майка. Я был первым, кому он их показал. И я тогда уже подумал, что если мы всё это подпишем, наладим дело, а потом что-нибудь помешает, нам нелегко придётся.
Грег внимательно взглянул на меня.
– Ты считаешь, что срыв контрактов ударит прежде всего по нам?
– Думаю, что да. Мы под эти контракты с Ригеном из расчёта на его платежи уже заключаем новые сделки, и дела уже идут. И тогда босс окажется перед серьёзной угрозой. Правда, насколько я знаю, у него есть кое-какие варианты на этот случай, но ты же знаешь, что каждую минуту может всё кардинально измениться. Босс наш кристально честный человек, и он ни в коем случае не хочет поступиться честью и законностью, поэтому он и дал добро на тщательную проверку всего этого дела. И даже сам был её инициатором. Но я убеждён, что он молит бога о том, чтобы мы ничего не нашли. И всё продолжало бы идти так, как шло до сих пор.
– Видимо на это Риген и рассчитывал, – сказал Грег, – он знал, что мы не сможем отказаться от столь выгодных сделок.
– Да, возможно. Но вместе с тем стопроцентной уверенности у него не могло быть. А если для нас разрыв этих договоров грозит лишь значительными неприятностями и трудностями, то для него это полный крах. Да ещё с учётом того, что нам удалось выяснить, ему грозит тюрьма – это сто процентов. А Уилкинсон своё дело знает, дожать сумеет.
– А какие у тебя мысли насчёт возможных последствий для нас? – спросил Грег.
Я в упор посмотрел на него.
– Ну тебе может быть как раз будет польза.
– Это почему же?
– Да потому, что второго такого эпизода, как вчера, у тебя уже не произойдёт, это точно. Салли безработный Грег не понадобится.
Грег вытаращил на меня глаза.
– Безработный?
– Конечно. Ты думаешь, босс предпочтёт терпеть убытки лишь для того, чтобы твоя драгоценная задница находилась на своём привычном месте референта, глаза пялились в вырез Шейлы, а твоё мощное орудие воспроизводства поколений трудилось на ниве Салли? Ты так думаешь?
Грег поперхнулся. С минуту он молчал, ошарашено глядя на меня.
– Послушай, Роберт, – наконец сказал он, – но и твоя Моника в этом случае может оказаться с безработным супругом. А насколько я её знаю, она тоже не привыкла себе отказывать. Что ты на это скажешь?
– Ну, ты за мою Монику не переживай, – успокоил его я, – я-то без работы не останусь. А если и останусь, легко новую найду. А вот тебе это будет нелегко сделать.
Это была правда. Грега и на эту работу взяли с большими сложностями, в своё время мне пришлось похлопотать за него. У него были некоторые специфические проблемы.
Грег часто задышал.
– Но в общем ты прав, – продолжал я, – как бы-то ни было, для меня крах Ригена тоже нежелателен. Как впрочем и для всех нас.
Грег даже и не подозревал о том, насколько я в данный момент искренен. И ещё меньше о том, что главной причиной этого была именно Моника.
Грег с надеждой взглянул на меня.
– И что ты намерен делать? – спросил он, – ведь мы уже не можем не дать хода этому делу. Уилкинсон в курсе всего, да и босс фактически тоже.
– Не можем, – подтвердил я, – и не будем. Но мы можем заставить его пойти несколько по иному пути.
– Каким образом?
– Я намерен привлечь на помощь братьев Берреллов.
– Кого, – изумился Грег, – Берреллов? Ты в своём уме? Да Берреллы первые, кто вцепится Ригену в горло мёртвой хваткой, как только им представится малейшая возможность!
– Да, вцепятся. Но если им бросить другой кусок, пожирнее, они, может быть и подумают, так ли уж им нужно горло Ригена.
И тут я рассказал Грегу о той парадоксальной идее, которая возникла у меня ранним-ранним утром. Я придумал хитроумную комбинацию, основанную на том, чтобы показать Берреллам невыгодность для них же самих с определённого момента падения Ригена. И с этой целью я хотел им от имени нашей компании предложить выгоднейшую сделку, параллельно убедив их в том, что успех её и выгода для всех будет напрямую зависеть от благополучия компании Ригена в этот период.
– Ты уверен, что сможешь их убедить? – изумился Грег.
– Да, я неплохо знаю младшего из них Линдона. И думаю, что у меня найдутся для него достаточно весомые аргументы.
– А когда же ты намерен его убеждать? Ведь времени нет.
– Прямо сейчас, – сказал я и вытащил из кармана мобильный телефон.
– Хэлло, мистер Беррелл, – сказал я, услышав в трубке знакомый голос, – это Карсон.
– Да, я уже жду вас, – сказал младший из братьев Берреллов.
Я сунул мобильник в карман.
– Ты что, уже договорился с ним о встрече, – вновь изумился Грег.
– Но ведь ты же сам сказал, что времени уже нет, – усмехнулся я и включил зажигание. Машина тронулась с места.
Через полчаса мы с Грегом сидели в офисе Линдона Беррелла – высокого тридцатипятилетнего мужчины, уже привыкшего свободно распоряжаться миллионами долларов. И я излагал ему свою идею. Он с интересом слушал, задавал очень конкретные вопросы, свидетельствовавшие о том, что он быстро схватил суть дела.
– Но ведь Ригена такой вариант всё равно не спасёт, – сказал он, – рано или поздно он придёт к той же ситуации. А тогда это не может не отразиться на нас.
– Окончательно конечно не спасёт, – подтвердил я, – но ведь мы не о нём заботимся, а о своих интересах. А в наших интересах, чтобы он не потонул сейчас, дать ему некоторую передышку, отсрочку. А потом… потом его благополучие будет зависеть от него, но это уже его проблемы.
– Логично, – сказал Беррелл. По его реакции я видел, что его увлекла эта идея, и он ею уже проникся.
– Хорошо, – сказал он, – вы заинтересовали меня, Карсон. Через час я буду у брата, мы обсудим с ним эту проблему. Думаю, что он примет правильное решение.
– Ну что ж, – сказал я Грегу, когда мы садились в машину, – можно считать, что дело сделано.
– А Уилкинсон? – спросил Грег, – как ты ему всё это объяснишь?
– Не беспокойся, – сказал я, – я найду и для него аргументы.
Но с Уилкинсоном лёгкого разговора не получилось. В какой-то момент мне даже начало казаться, что всё срывается, он был очень агрессивно настроен. И мне стоило большого труда убедить его в необходимости отсрочки для Ригена.
– Мы обязаны дать ему шанс, – сказал я, – иначе мы не сможем потом сказать, что были абсолютно справедливы.
И в конце концов непреклонный Уилкинсон согласился с моими доводами.
Домой я пришёл уставший как собака. Госпожа ждала меня. Я взглянул на неё и поразился тому, насколько усталым и издёрганным выглядело и её лицо. И понял, чего ей стоили последние несколько дней, а особенно сегодняшний.
– Ну что, – спросила она меня каким-то обречённым голосом, когда я опустился к её ногам.
– Риген получил отсрочку, Госпожа, – ответил я, – и теперь всецело от него зависит, как он использует этот шанс.
И я рассказал ей про все события сегодняшней ночи и дня. И тут случилось то, чего я никак не ожидал. Госпожа упала на стул, и её тело сотрясли рыдания. В растерянности я продолжал стоять на коленях, не зная, что предпринять. Но Госпожа сама протянула ко мне руки и прижала мою голову к своей груди.
– Спасибо тебе, милый, – прошептала она, – спасибо. Я знаю, чего это тебе стоило. И никогда не забуду этого.
Комок подкатил и к моему горлу.